Мученица своего характера.

Этот великий пост 1928 г. как начался для меня с искушения и большой проборки, так и продолжался. Никогда мне столько не попадало, как за этот пост, но я очень благодарна была Батюшке за эти уроки, так как проборки сильно смиряли меня и заставляли лучше и больше молиться.

Не успела я как следует оправиться от переживаний на первой неделе, как за ними последовало искушение на второй. Батюшка разрешил мне исповедаться в пятницу на второй неделе вечером, без причащения. Я думала, что буду исповедоваться после всенощной, но Батюшка вдруг неожиданно позвал во время всенощной. Не помню, это ли обстоятельство или какие-то слова Батюшки, показавшиеся мне обидными, вызвали во мне опять капризное настроение, за которое мне так сильно попадало от Батюшки, но, придя на клирос, я упорно молчала и никак не могла начать исповедь. Если бы Батюшка был, как всегда, терпелив со мной, я бы, вероятно, скоро отошла и заговорила бы, но сегодня он не стал со мной канителиться. «Не хочешь говорить, так я тебя исповедовать не желаю, — сказал он резко, — ступай вон». Как бомба вылетела я с клироса и, не глядя ни на кого, бросилась в пустой Никольский придел (служба шла в Покровском) и там дала волю слезам. Меня буквально охватило отчаянье. Еще свежи были в памяти все переживания первой недели, еще болезненно вспоминались все выражения Батюшки во время последней исповеди, а я опять уже проштрафовала. Неужели мне опять предстояло выносить недельное наказание? А все ведь из-за каких-то пустяков. Стоило только мне немножко сдержаться, заговорить, и все было бы хорошо. Мне досадно было на себя за свою несдержанность. Слезы обильным потоком лились из глаз, я никого и ничего не видела и не слышала, вся отдавшись своему горю. Я даже не заметила, как мимо меня прошла матушка Любовь. Она, однако, обратила внимание на мое необыкновенное состояние и тотчас же сообщила Батюшке: «Вера в Никольском приделе что-то уж очень ревет». И Батюшка сжалился. Во время первого часа, когда я все также ревела, никак не надеясь на прощение, вдруг передо мной выросла неожиданно черная фигура матушки Любови. «Иди, Батюшка зовет», — коротко объявила она. Я не верила своим ушам, мне казалось, что матушка ошиблась. «Что же ты стоишь? Дожидается ведь», — сердито бросила она мне и пошла обратно, ворча что-то насчет капризов, баловства и т. д. Но для меня эти сердитые слова прозвучали как голос с неба, и я пошла опять к Батюшке. Увидев его, я хотела попросить прощения и снова расплакалась. Батюшка дал мне выплакаться. «Несчастная, — произнес он с сожалением и с некоторым оттенком презрения в голосе, — мученица своего характера». Началась исповедь. К удивлению моему, Батюшка не стал меня пробирать, видимо, видел, что я уже была достаточно наказана.

Страстная неделя, в противоположность прошлому году, сложилась для меня особенно неудачно. Мне не удалось, как хотелось, поговеть в Великий Четверг и я немножко унывала и завидовала тем, кто причащается. Исповедаться мне пришлось в Великую Пятницу после часов. Я подошла к Батюшке совсем бесчувственная, не сознавая, что иду на исповедь. Но Батюшка скоро привел меня в чувство. Не помню сейчас, что он говорил, но помню, что мне и больно было, и вместе я чувствовала пользу от его слов, так как слова его ставили меня на мое место, уничтожали мою гордость. Когда Батюшка кончил меня ругать, я почувствовала себя совсем маленькой, совсем ничтожной и никуда не годной. Батюшка замолчал, ожидая, что я скажу ему, как отзовусь на эту проборку. А я чувствовала только одну благодарность к Батюшке, помогшему мне в такой великий день избавиться от бесчувствия. «Спасибо Вам, Батюшка, — сказала я, — во всем согласна с Вами и на самом деле никуда не гожусь». И вдруг слезы, которые я никак не могла вызвать у себя до сих пор, непроизвольно хлынули из глаз. Батюшка ничего не сказал мне в ответ. Он накрыл меня епитрахилью и, положив обе руки на голову, прочитал разрешительную молитву. Так со слезами я и ушла от него, но это не были слезы обиды: я плакала, потому что мне было хорошо на сердце, и уж остальные службы Страстной седмицы были для меня очень радостны…



Поделиться:

Вера Владимировна Бородич

Vera Borodich tРодилась она в 1905 году в Москве в семье служащего. Училась в гимназии, окончила среднюю школу, Ленинградский государственный университет (факультет языкознания), аспирантуру. Вера Владимировна Бородич стала видным специалистом по славянским языкам.

Вот как вспоминает сама Вера Владимировна о том, как она стала прихожанкой Толмачевского храма:  

«Двенадцати лет стала я интересоваться религией, ходить в церковь, читать Евангелие. С шестнадцати лет ходила в храм Христа Спасителя, познакомилась с отцом Александром Хотовицким* и стала его духовной дочерью. После его ареста в 1922 году я осталась без духовного руководства, охладела к религии, однако ненадолго.

Подробнее...

Оглавление