Неожиданное упрямство.

Приближался Великий пост (1928 г.). Но в этом году все службы были какие-то бледные и немного сокращенные. Сильно чувствовалось отсутствие матушки (она была больна). Особенно грустно было за вечерней в Прощеное воскресенье. Плох был состав певчих. Не было ни матушки, ни Лизы Ажаевой, ни Раисы Адамовны, ни Марии Альбертовны, преобладали мужские голоса, среди которых особенно выделялся Митя, певший басом мелодию первого голоса, а потому заглушавший все другие голоса. Сергей Михайлович по своему обычаю гнал на всех парах. Стихиры пели без канонарха. Красивый прокимен был испорчен слишком громкими голосами. Господи помилуй сорок раз после Богородице Дево не пели, а читали, хотя в прошлом году Батюшка завел обычай петь эти «Господи помилуй», обосновываясь на указания типикона. Малого повечерия не было. Все это было грустно.

И я, по своей неустойчивости, расстроилась. Рискуя впасть в немилость, я, подходя под благословенье, спросила Батюшку, почему не пели «Господи помилуй» и почему не было повечерия. Батюшка ответил мне довольно благодушно, что «Господи помилуй» петь необязательно, а повечерие по уставу должно выполняться по «келиям». После вечерни мы пили чай и заговлялись у Батюшки. Я продолжала оставаться в капризном настроении. Когда все уже сидели за столом, вдруг матушка обратилась ко мне с просьбой нарезать хлеба. Это было дело, которое я не любила, потому что резала плохо. Резать при всех мягкую булку, которую легко можно было раскрошить или смять, и показать всем свою неуклюжесть было мне очень неприятно. В другое время я, может быть, и послушалась бы, но сегодня мне было трудно слушаться. «Не умею», — заявила я матушке. Матушка удивилась. «Что тут уметь-то, — возразила она, — вот тебе нож и режь». Я продолжала упрямиться. «В чем дело?» — вдруг спросил Батюшка. Он сидел далеко и был занят разговором с соседом, и я не ожидала, что он услышит наш спор. «Да, вот, Батюшка, — заговорила матушка, — Верочка отказывается хлеб резать, говорит, не умеет». — «Вот глупости, — сказал Батюшка, — она сейчас нарежет. «Нарежь хлеба», — обратился он ко мне строго, но на меня что называется «наехало». Я сидела неподвижно, чувствуя, что взять нож было для меня великим трудом. «Ну, что же ты?» — грозно спросил Батюшка. «Не умею», — ответила я тихонько, хотя сердце у меня замерло от страха. Батюшка, видимо, весь вспыхнул, услышав такой ответ, но молчал, сдерживая свой гнев. Наступило тягостное молчанье. Матушка вышла из положения и обратилась к Вере: «Нарежь хоть ты». Вера нарезала.

Наконец Батюшка преодолел себя. «Мамаша, — обратился он к матушке, — сыграй нам, пожалуйста, «На реках Вавилонских». Матушка тотчас же села за фисгармонию, и полились чудные небесные звуки. После первого песнопения сыграла она еще любимое Батюшкино сербское «Достойно», «Помощник и Покровитель» и еще несколько песнопений. Батюшка совсем успокоился. «Спасибо», — сказал он веселым тоном и заговорил со своими гостями о посте, об уставе постном, извлек из кучи книг, лежавших на комоде, какую-то книгу и начал нам читать о том, как постились в старину, как постился благочестивый царь Алексей Михайлович. Он весело смеялся, перечисляя бесконечные блюда, подававшиеся на стол у Алексея Михайловича. От чтения перешли к рассказам. Батюшка стал вспоминать, что слышал он о посте на Афоне, об особенности афонского устава есть по субботам и воскресениям ракушки, не считая это рыбой… Весь разговор велся в шутливом тоне. Все много смеялись. Я сначала была подавлена своей неожиданной выходкой, боялась батюшкиного гнева, сердилась на матушку, зачем ей непременно понадобилось заставлять меня резать хлеб, но потом я успокоилась и даже развеселилась. Уходя от Батюшки, я поклонилась в ноги и попросила прощенья. «Бог простит», — ответил мне Батюшка и благословил меня.



Поделиться:

Вера Владимировна Бородич

Vera Borodich tРодилась она в 1905 году в Москве в семье служащего. Училась в гимназии, окончила среднюю школу, Ленинградский государственный университет (факультет языкознания), аспирантуру. Вера Владимировна Бородич стала видным специалистом по славянским языкам.

Вот как вспоминает сама Вера Владимировна о том, как она стала прихожанкой Толмачевского храма:  

«Двенадцати лет стала я интересоваться религией, ходить в церковь, читать Евангелие. С шестнадцати лет ходила в храм Христа Спасителя, познакомилась с отцом Александром Хотовицким* и стала его духовной дочерью. После его ареста в 1922 году я осталась без духовного руководства, охладела к религии, однако ненадолго.

Подробнее...

Оглавление