"Воспоминания Зои о последней поездке в Балашиху"

Чтобы покончить с Балашихой опишу пятую и последнюю свою поездку. Во-первых, никогда не забуду, как звал меня в этот раз Батюшка. Это одно из немногих светлых воспоминаний, связанных с его городской квартирой. Как-то после обедни, в воскресенье, я подождала Батюшку у парадного и попросила позволения войти, чтобы положить для матушки крупу. И вот там мы соображали, в какой день и час я могу вырваться из дому, чтобы приехать на ночь смотреть звезды. «У нас Капелла есть». Больше ничего написать я не могу, опять перед моими глазами стоит какой-то свет, что-то чудное, радостное было, а что — не знаю, и слов никаких особенных не помню, и всего-то три-четыре минуты я там была.

Приехала я в Балашиху часов в шесть вечера. Матушка Евгения Леонидовна стояла на станции и ждала кого-нибудь с этим поездом. Мы с ней шли и очень просто разговаривали. Недалеко от дома встретили нас Батюшка и Коля, а немного дальше — Верочка с Машенькой. Больше никого не было. В этот раз я попала в тесный семейный круг, ужинала в домике при лампе, и как же чудно-хорошо я себя там чувствовала. И не только потому, что Батюшка там был, но именно обстановка, уют, тепло, что-то чудное в семье, чего нельзя нигде найти.

Вот тут-то пришло мне В голову определение ап. Павла «домашняя Церковь», которое потом попало в адрес Батюшке. Тут действительно, многому можно научиться не только из примера, но просто заразиться чем-то…

Гуляли и сидели на завалинке до 11 часов. Сначала звезды капризничали, не хотели показываться, потом тучи разошлись, появилась одна, другая, все небо очистилось. Была и луна, из-за этого звезды не казались огромными, и всей красоты августовского неба я в этот раз не видела, но зато стало светло, не так грустно. Почему-то (может быть от переутомления, а может быть от других каких причин), но тоскливо мне было в глубине души, несмотря на всю окружающую красоту, несмотря на доброту и ласку Батюшки. Сказать я ему не могла, не хотелось огорчать его. Батюшка называл мне все видимые в этой части неба звезды, объяснял их движение. Потом особенно много говорил в этот раз о своих любимых елках и соснах, изменившихся при вечернем освещении. Во время прогулок останавливался чаще, чем всегда, показывая то далекий открытый вид в сторону Леонова, то уголок леса или дорогу, которую, хотелось бы нарисовать, то домики с огоньками.

Еще разговаривали о книгах: «Последние дни Романовых» и «Не мир, но меч» Мережковского. «Первые главы у Мережковского великолепны. Их полезно прочитать всякому скорбящему. Вот твоему папе — хорошо бы. Но дальше ерунда идет. Это не христианство, или уже какое-то свое собственное, модернизированное христианство». И Батюшка в доказательство своих слов прочитывал отдельные, особенно яркие фразы. «Но, все-таки интересно прочитать, потому что чувствуется интеллигентный человек не только с интеллигентскими недостатками, но и с их глубокими запросами, исканиями. Вот о. Петру полезно бы почитать, а то он очень просто и легко ко всему относится». Еще много рассказывал Батюшка о последних церковных неприятностях, скорбях и затруднениях.

Ночью я почти не спала, но мне было очень хорошо. Червячок тоскливый исчез. Пели петухи, звонили в церкви каждый час… Особенная деревенская тишина. И в душе у меня было тихо-тихо.

Утром ходила молиться я в лес. Хотелось пойти подальше, увидеть еще раз грот и пруды, и все те места, где была раньше, но побоялась, не зная порядка дня. Вернулась, сидела на балконе с Колей и кошкой. Скоро вышел Батюшка и, первым делом, велел мне пальто надеть. Это как-то удивительно по-матерински у него вышло. После чая отправились гулять еще по новой дороге. Верочка, Коля и сам Батюшка усердно искали грибы, устроив из этого соревнование, вроде игры В «короли», а я выкапывала маленькие елочки. Батюшка рассказывал о своем отце, заставлял нас слушать лес, читал стихи, передающие звуковой музыкой лесной шум. Матушка Евгения чаще вспоминает о Боге вслух, то молиться, то стих из псалма скажет, выражающий ее настроение. У Батюшки это реже. Но, как-то чувствуется, что Господь все время с ним и он с Богом. И даже стихи Пушкина как-то религиозно звучали.

Собрали желуди. Батюшка выбрал мне несколько «на память» с чашечками, вместо моего бедного репейника. Увлекшись лесными красотами, немножко запоздали. Пришлось торопиться на станцию (я уезжала с Салтыковки в 10 ч. у.). Счастлива я была через край, даже устала от радости. Я бы не могла совершенно гостить, как Верочка, по целой неделе. И этих часов было для меня слишком много. Но, с другой стороны, уж очень жаль, что это действительно, последний раз. Если бы, в самом деле опоздать на поезд, вернуться бы со всеми опять, еще разочек увидать белых коз, больших кур, которые пугали Машеньку, и все эти светлые, как будто в ином мире существующие места…

Их нет, до поезда еще десять минут. Я беру билет, выхожу на крыльцо, гляжу в сторону дороги. Никого нет, ушли. Они обещали, что пойдут тихонько, чтобы я могла догнать, если опоздаю на поезд… Мысленно посылаю всем привет и горячую от всей души благодарность не только Батюшке и матушке и детям, но и соснам и Капелле и прочим звездам, и котам и петухам и всему сказочному миру…



Поделиться:

Вера Владимировна Бородич

Vera Borodich tРодилась она в 1905 году в Москве в семье служащего. Училась в гимназии, окончила среднюю школу, Ленинградский государственный университет (факультет языкознания), аспирантуру. Вера Владимировна Бородич стала видным специалистом по славянским языкам.

Вот как вспоминает сама Вера Владимировна о том, как она стала прихожанкой Толмачевского храма:  

«Двенадцати лет стала я интересоваться религией, ходить в церковь, читать Евангелие. С шестнадцати лет ходила в храм Христа Спасителя, познакомилась с отцом Александром Хотовицким* и стала его духовной дочерью. После его ареста в 1922 году я осталась без духовного руководства, охладела к религии, однако ненадолго.

Подробнее...

Оглавление