"Другой, Богом данный мне отец"

И вот наступила новая жизнь без отца. Потянулись мучительно-тяжелые дни… Духовный подъем, владевший мною первое время, кончился, и меня охватывала невыносимая тоска. Особенно ярко припоминались все случаи, когда я чем-нибудь огорчала папу, и теперь совесть терзала и мучила меня со страшной яростью. Молитва не утешала меня, да я и не молилась вовсе, в душе был какой-то бунт, выражавшийся в отказе от духовных утешений, хотя я знала, что если я смирюсь и буду молиться, будет легче, но я не хотела смиряться и мучила себя напрасными сожалениями о прошлом.

Помнится, особенно, одно утро, дня через два, после похорон. Я была у обедни. Мне было невероятно тяжело. Батюшка, благословляя меня, не сказал мне ни слова, он остался исповедовать. Несколько человек-исповедников ожидало его. Мне хотелось остаться, хотелось высказать ему то, что терзало мою душу, но Батюшка был занят. Вдруг злое чувство поднялось у меня против Батюшки. Это он причина моего разлада с отцом, через него я так много причиняла огорчений папе. Я схватила карандаш и написала записку Батюшке, но не отдала ему, а убежала на улицу. Домой идти мне не хотелось, там было так тяжело и так пусто… Я побежала, куда глаза глядят. Не помню, сколько мест я обегала, но вдруг очутилась на набережной около Крымского моста. Черная вода точно притягивала меня к себе, но я побежала дальше и опять очутилась в Толмачах. Батюшка кончал исповедь, уже читал разрешительную молитву. Я подошла к нему. Вероятно, вид у меня был ужасный, потому что Батюшка сразу сел и велел мне встать на колени. Около Батюшки я успокоилась и мне стало стыдно за ту записку, которую я еще держала в руке, но Батюшка заметил ее и потребовал себе. Я отдала. Батюшка прочитал и вдруг искренно засмеялся. «Глупышка ты, глупышка, ну-ка давай разберем с тобой, что это "все то злое", что я причинил тебе», — весело сказал он, напирая на неправильный построенный мною оборот речи. «Батюшка, мне уже стыдно… ведь сейчас я себя не помню», — оправдывалась я. «Ну, рассказывай, что тебя мучит».

Я рассказала Батюшке все свои тяжелые воспоминания. «Не смей на них останавливаться, — сказал мне Батюшка решительно, — не терзай себя, а лучше побольше молись за папочку, это будет и тебе и ему полезнее». А затем Батюшка стал утешать меня. Он обладал особенным даром утешения, настоящей материнской нежностью. Прижимая мою голову к своей груди, он шептал мне добрые слова, жалел меня, называл ласковыми именами… Душа моя растаяла, я плакала, и со слезами выходила гнетущая меня тоска. Утешенная, успокоенная, вернулась я домой, чувствуя, что я не совсем еще сирота, и есть у меня Богом данный мне другой отец…



Поделиться:

Вера Владимировна Бородич

Vera Borodich tРодилась она в 1905 году в Москве в семье служащего. Училась в гимназии, окончила среднюю школу, Ленинградский государственный университет (факультет языкознания), аспирантуру. Вера Владимировна Бородич стала видным специалистом по славянским языкам.

Вот как вспоминает сама Вера Владимировна о том, как она стала прихожанкой Толмачевского храма:  

«Двенадцати лет стала я интересоваться религией, ходить в церковь, читать Евангелие. С шестнадцати лет ходила в храм Христа Спасителя, познакомилась с отцом Александром Хотовицким* и стала его духовной дочерью. После его ареста в 1922 году я осталась без духовного руководства, охладела к религии, однако ненадолго.

Подробнее...

Оглавление