Ночная исповедь.

На Ильин день, как обычно, говело много народу. После обедни, накануне праздника, осталось на исповеди человек 5–6 толмачевцев, любивших подольше поговорить на исповеди. «Если все будут не спеша исповедоваться, — прикидывала я, — каждому нужно не меньше часу, следовательно, если сейчас уйти из храма и вернуться часа через два, то это будет в самый раз». Так я и сделала. Спокойно отправилась домой и принялась за уборку квартиры. Спустя час ко мне постучали, и я была поражена неожиданным визитом: передо мной стояла Лидия Федоровна из Ленинграда. Мы посидели с ней, поговорили, довольно скоро она собралась уходить, а я наконец отправилась в храм. Мне было неспокойно, я невольно ускоряла шаг, хотя не переставала себя уверять, что времени еще прошло не так много, и я прийду вовремя. Каково же было мое огорченье, когда я нашла дверь церкви запертой. Сначала я даже не поверила. Побежала к матушке Любови, узнать, так ли это. «Что же ты бегала, — сказала мне матушка, — Батюшка исповедал всех и ушел». — "Так ведь исповедников было много, я думала, я успею". — «Где же много? Ты ушла, Юлия Васильевна ушла, еще кто-то ушел. Убегаете, а потом будете отца мучить до глубокой ночи», — добавила она ворчливым тоном. Я решила забежать к Батюшке на квартиру в надежде, что застану его за чаем и может быть хоть поговорю с ним. На площадке около двери увидела я матушку, стоящую около примуса. «Можно мне видеть Батюшку?», — спросила я робко. «Нельзя, — вдруг строгим тоном, какого я от нее не ожидала, ответила мне матушка, — нельзя, Батюшка только что лег отдохнуть». Слезы навернулись у меня на глаза. Грустная пошла я домой.

Исповедь во время праздничной всенощной, да еще когда так много было исповедников, не представлялась мне, избалованной постоянным вниманием Батюшки, утешительной. Но и за всенощной не пришлось мне исповедаться, хотя Батюшка исповедовал под всенощную, но было так много народу, что до меня очередь не дошла. После всенощной оставалось еще несколько человек. Каждый застревал у Батюшки надолго. Наконец, осталась одна Юлия Васильевна и я. Батюшка позвал сперва Юлию Васильевну. Она пошла за ширму. Время было позднее. Часовая стрелка все ближе походила к 12-ти часам, но за ширмами не торопились. В храме было тихо. Я забилась в уголок около свечного ящика, чтобы не слышать исповеди, но и сюда доносился до меня из главного храма шепот Батюшки, что-то, по-видимому, не спеша говорившему Юлии Васильевне. Мое терпение иссякло. Юлия Васильевна была уже почти час на исповеди. Было уже 12 часов. Когда же я буду исповедоваться? Нервы мои не выдержали напряжения и я расплакалась. Хотя плакала я почти неслышно, но в храме было настолько тихо, что мои всхлипыванья дошли до уха Батюшки. Я услышала за ширмами движение, Батюшка загремел стулом, видимо, вставая. «Кончают», — мелькнуло у меня в голове, и я затихла. Но Батюшка не стал читать разрешительной молитвы, он вышел из-за ширм и подошел ко мне. «Ты что там плачешь?», — спросил он меня ласково. «Батюшка, ведь уже 12 часов, когда же я-то буду исповедоваться?» — «Ничего, исповедуешься, — ответил он мне ободряющим тоном, подожди немного, потерпи еще». И он опять ушел на клирос. Я думала, что вот сейчас услышу разрешительную молитву. Однако нет. Слышно было, как Батюшка опять тяжело опустился на стул, и снова раздался его ровный шепот. «Господи, когда же конец?». Только через полчаса после моего разговора с Батюшкой попала я к нему на клирос заплаканная и измученная ожиданием. «Сколько времени?» — спросил меня Батюшка. «Половина первого, Батюшка». — "Да, поздно, — вздохнул он, — ты прости, что я так тебя задержал, но я никак не мог отпустить раньше Юлию Васильевну, никак не мог. Вот что я тебе предлагаю: ты мне сейчас исповедуйся так, как старушки исповедуются: делом, словом, помышлением, а послезавтра утром я никуда спешить не буду, и тогда мы с тобой обо всем поговорим, ты можешь тогда задним числом хоть два часа исповедоваться. А сейчас пусть Господь примет твою краткую исповедь, ведь другие не хуже тебя, а исповедуются всегда кратко". И Батюшка начал быстро перечислять грехи. В одном месте я хотела остановиться и рассказать подробнее об одном грехе. «Не надо, — остановил меня Батюшка, — ты говори только как старушки говорят: грешна, Батюшка, вот и все». Быстро кончилась исповедь. Батюшка прочитал разрешительную молитву. «Иди с Богом и будь мирна», — отпустил он меня. Не было еще и часу, как я уже пришла домой.

На другой день, после Ильина дня, после обедни (это была пятница), я осталась исповедоваться и, к удивлению матушки Любови, происповедовалась часа полтора. «Ведь ты только вчера причащалась, неужели опять нагрешила?» — изумлялась она.



Поделиться:

Вера Владимировна Бородич

Vera Borodich tРодилась она в 1905 году в Москве в семье служащего. Училась в гимназии, окончила среднюю школу, Ленинградский государственный университет (факультет языкознания), аспирантуру. Вера Владимировна Бородич стала видным специалистом по славянским языкам.

Вот как вспоминает сама Вера Владимировна о том, как она стала прихожанкой Толмачевского храма:  

«Двенадцати лет стала я интересоваться религией, ходить в церковь, читать Евангелие. С шестнадцати лет ходила в храм Христа Спасителя, познакомилась с отцом Александром Хотовицким* и стала его духовной дочерью. После его ареста в 1922 году я осталась без духовного руководства, охладела к религии, однако ненадолго.

Подробнее...

Оглавление