"Воспоминания Зои о четвертой поездке в Балашиху"

Двадцать четвертого августа я снова поехала в Балашиху.

На этот раз, в самом деле, без приглашения. Т. е. матушка позвала меня, а я ответила, что теперь нельзя, все мои домашние работают. Батюшка заметил на это: «Ну, может быть, как-нибудь устроишься». У меня было очень тоскливо на душе, и я решила, что этих слов достаточно, но все-таки ехала с большим страхом и волнением. Подхожу. Садик пустой. Чудесный славный домик тоже какой-то тихий, точно нежилой. Я тихонько проскользнула в калитку, сделала несколько шагов — гляжу, Батюшка сидит у окна и читает книгу. Что делать? Хотела сесть на ступеньках и ждать — не выйдет ли кто, не обернется ли он, но побоялась — получится, что я подглядываю. Окликнуть страшно, но все-таки решилась. Батюшка вышел быстро, такой приветливый, такой радушный, точно невесть какая особа к нему приехала. Может быть, мое траурное платье и жалобы на тоскливое настроение вызвали его особенную жалость, но добрый он был без конца. Усадил обедать рядом с собой, следил с чем мне надо кашу есть… Оказалось, что никого из гостей нет. Даже больших мальчиков и Клавдии нет. Только Батюшка, матушка и двое маленьких. Гуляли по парку, кажется два раза, матушка пела Бармалея (матушка при участии Батюшки положила на музыку эту детскую сказку Чуковского), сидели на завалинке, то с матушкой, то только с детьми. Мне ужасно хотелось посмотреть на Батюшку с Машей, но не удавалось. Он точно ее не замечал. Даже, когда она под благословение подходила, Батюшка никогда при мне не ласкал ее. В этот раз мое желание исполнилось, Батюшка носил её на руках по парку, целовал через каждые двадцать шагов, качал на коленях так, что ее головенка опускалась до земли.

Разговаривали о книгах… Потом был один из самых откровенных разговоров — Батюшка жаловался на о. Петра, который и его сумел, все-таки, донять. Батюшка, хотя и пробирал нас, но мне всегда казалось, что он больше себе самому доказывает, и, правда, у него было в этот момент большое искушение. И праздники, отнятые его огорчали (По праздникам всегда служил о. Петр, а Батюшка только сослужил), и акафисты (о. Петр был большой любитель акафистов и в его церкви они читались каждый день), и многое другое. Конечно, огорчало это все не за себя, а за других. И вот не только матушка Любовь пробовала не раз говорить с о. Петром, не только прихожанки, но и сам Батюшка решился все высказать. И это нисколько не помогло. Потом о. Петр стал ворчать, что дохода меньше стало. Батюшка попросил показать ему прошлогодние записи, и оказалось наоборот — больше. Рассказав все это, Батюшка добавил, что ему так трудно, что готов В другую церковь перейти и думает, не позволить ли кому-нибудь к архиерею обратиться. Я, конечно, слушала все это с грустью и молчала.

Батюшка заставлял меня высказаться. Я была В страшном затруднении: ну как я посмею его дела разбирать? И мое собственное благоговейное отношение к Батюшке не позволяло этого, и Лествичник велит сохранять «крайнее неведение и молчание» в присутствии наставника. Но Батюшка все-таки принудил меня сказать ему, что я о. Петра поняла еще на именинах и отчасти раньше, когда Батюшка его с амвона восхвалял и превозносил. Эти похвалы его не только не смущают, но и не смягчают, он принимает их, как должное, значит, ясно, что это за натура. Жаль, что вначале Батюшка отказался вступить сюда на равных правах, но теперь после того, как он несколько раз и с амвона и дома сказал, что искать равных прав глупое, уже никак нельзя что-нибудь менять, приходиться свою святоотеческую линию смирения вести, как это не больно всем нам.

Батюшка оказал, что я одна высказалась за это, а все другие так донимают его, прося восстановить свои права, что чуть-чуть его не поколебали.

Я хотела уехать пораньше дотемна, но меня не пустили, все звали остаться ночевать. В конце концов, Батюшка проводил меня до самой железной дороги. Шли по его любимой тропинке в стороне от деревни. Батюшка показывал мне храм и кладбище, любовался уже насколько осенними картинами, несколько раз по дороге благословлял меня…



Поделиться:

Вера Владимировна Бородич

Vera Borodich tРодилась она в 1905 году в Москве в семье служащего. Училась в гимназии, окончила среднюю школу, Ленинградский государственный университет (факультет языкознания), аспирантуру. Вера Владимировна Бородич стала видным специалистом по славянским языкам.

Вот как вспоминает сама Вера Владимировна о том, как она стала прихожанкой Толмачевского храма:  

«Двенадцати лет стала я интересоваться религией, ходить в церковь, читать Евангелие. С шестнадцати лет ходила в храм Христа Спасителя, познакомилась с отцом Александром Хотовицким* и стала его духовной дочерью. После его ареста в 1922 году я осталась без духовного руководства, охладела к религии, однако ненадолго.

Подробнее...

Оглавление