"Воспоминания Зои Николаевны о первой поездке в Балашиху"

Зоя так описывает свою первую поездку в Балашиху: «Двенадцатого июля я поехала в Балашиху. Батюшка начал служить по неделям, и это была его свободная неделя. Выйдя из вагона, я увидала Сережу, который приехал одновременно. Пошли вместе. Скоро присоединился и Андрей. Скоро он среди других разговоров сказал брату, что гостей полный дом. Это меня немножко кольнуло. Я волновалась ужасно и дорогу разглядеть, конечно, не могла. Около дачи встретились все гулявшие: Батюшка, матушка, дети, Юлия Васильевна, Ольга Николаевна, Мария Николаевна и еще кто-то. Как страшно было подходить. Сколько возможно я пряталась за мальчиков, но, наконец, надо было появиться. Встретили меня очень приветливо. Батюшка сказал, что ему хотелось встретить меня на станции, но побоялся смутить мое «смирение паче гордости». Матушка сейчас же усадила нас с Сережей обедать на террасе. Меня — за букет чтобы спрятаться от Батюшки, который сидел тут же за столом и поправлял мою статью о вере в дьявола. После обеда Батюшка взял свою громадную палку и позвал меня гулять в парк. Парк, действительно был чудесный с прекрасными дорожками и вековыми соснами. Батюшка поминутно останавливался и объяснял мне красоту того или другого местечка. И во время всех пяти моих приездов эта тема была основной в разговоре. Я не знаю, как отношусь к природе. Дело в том, что деревня для меня всегда была местом ссылки, а тюрьма, хоть бы и золотая, все-таки ненавистна. Здесь же, конечно, все было иным. Вообще в Балашихе все было сверхъестественно и необычайно, как в сказке. И когда я возвращалась в Москву, я сама себе поверить не могла, что все это было. Совершенно иная страна какая-то, с иными законами. Весь гнет спадал с души, едва я выезжала из Москвы, страха давящего тоже не было, как на городской квартире в гостях, неловкости и смущения тоже.

Правда, второй мой приезд был печальный, но сейчас все это сгладилось, и он не нарушает общего тона воспоминаний. Даже несколько месяцев спустя, если я вспоминала об этих поездках, то где бы я ни было, на улице ли, в обществе ли, лицо мое начинало сиять.

Возвращаюсь к первой прогулке. Показав мне грот, который понравился мне больше всего, и бывший барский дом с колоннадой, Батюшка достал из кармана мое произведение (статью о вере в дьявола) и стал на ходу обсуждать его, продолжал он это и вернувшись на дачу. Кое-что читал вслух, особенно некоторые мои выпады против автора. Все смеялись. Я сказала, что автор удивился бы, прочитав мою статью, что за моська на слона лает. А Батюшка ответил, что скорей автор — моська, а я сравнительно с ним… телка.

Потом Коля показывал нам свой театр, состоявший из коробки с занавесью, столика и лампы. Потом пили чаи на лужайке сбоку террасы. Народу казалось очень много, чуть ли не все Толмачи. Батюшка рассказывал свой первый детский роман, как какая-то девочка влюбилась в него через забор. Потом поддразнивал Марию Николаевну, которую, все-таки не удалось заставить открыть рот.

После чая провожали Марию Николаевну до камнедробилки. Я хотела уехать с ней, чтобы не заблудиться, но меня не пустили и обещали проводить. Каждая мельчайшая подробность дня врезалась мне в память. Я помню чуть ли не каждый листок, каждую ветку на деревьях, кусты полыни, котором мальчики таскали за собой, дорожки, по которым мы путались, идя к камнедробилке. День был чудный, нежаркий, нарочно для меня, единственный среди самых знойных, бывших в этот период лета. Поразила меня матушка своим послушанием. Обо всем решительно она спрашивается: где чай накрыть, по какой тропинке идти. Потом так странно было обо всем разговаривать. В Москве самого нужного, самого интересного не смеешь часто спросить, каждая фраза особой милостью считается, а здесь о пустяках даже можно разговаривать. Правда, Батюшка предупредил, что «головоломных вопросов» он надеется, я на даче задавать не буду. Матушка тоже легко и свободно разговаривала обо всем, что попадалось на пути, а я думала, что в Толмачах все немые.

Меня провожать пошли не все, да и те куда-то подевались, Матушка пошла на станцию узнавать о пропавшем Сережином багаже, а другие — куда, не знаю. Только Батюшка остался один, вошел ко мне в пустой вагон. Должно быть около полчаса стоял еще поезд. Батюшка рассказывал мне о детях, о Коле. Он был особенно добрый. Да еще сам же и благодарил меня, что я приехала. Поезд тронулся, пришлось Батюшке сходить на ходу."



Поделиться:

Вера Владимировна Бородич

Vera Borodich tРодилась она в 1905 году в Москве в семье служащего. Училась в гимназии, окончила среднюю школу, Ленинградский государственный университет (факультет языкознания), аспирантуру. Вера Владимировна Бородич стала видным специалистом по славянским языкам.

Вот как вспоминает сама Вера Владимировна о том, как она стала прихожанкой Толмачевского храма:  

«Двенадцати лет стала я интересоваться религией, ходить в церковь, читать Евангелие. С шестнадцати лет ходила в храм Христа Спасителя, познакомилась с отцом Александром Хотовицким* и стала его духовной дочерью. После его ареста в 1922 году я осталась без духовного руководства, охладела к религии, однако ненадолго.

Подробнее...

Оглавление