Впервые в церковь я начала ходить еще в Ваганькове, однако тогда мотивом было скорее рациональное начало, к тому же, из-за отсутствия опыта сосредоточенной молитвы, суета многолюдного храма сильно мешала. Лишь в Толмачевском храме наступило осознание того, что есть таинство и сопричастность ему. До начала официальной реставрации службы совершались в главном пределе. Зимой, во время вечернего богослужения, его освещали лишь язычки свечей, поэтому взор Спасителя с Нерукотворного Образа на фанерной в то время алтарной перегородке казался особенно пронзительным. Отец Николай в отсутствии диакона служил один. Сейчас, когда я уже привыкла к торжественному великолепию нашего храма, те первые богослужения вспоминаются как катакомбные, каким-то своим особым сумраком, тишиной, сосредоточенностью.
Такое же ощущение внутренней собранности, полной отстраненности от внешнего и погруженности в молитву сохранилось от первого в моей жизни чина прощения. Тогда он совершался в храме Преображения Господня в Тушине, который нас принял, когда Толмачевский храм был закрыт на реставрацию. Отец Федор произносит с амвона слова покаянной молитвы, которые я слышала впервые.
А потом было радостное весеннее одушевление, субботники, не будет даже преувеличением сказать – ликование, когда храм заново открылся во всем его нынешнем великолепии.
И еще особо вспоминается молебен перед иконой Владимирской Божьей Матери в зале Третьяковской галереи. Для меня то время было очень тяжелым, полным тревог и сомнений, и Матерь Божья прямо в душу заглянула, успокоив и придав сил. Так с тех пор и живем ее молитвами.
Светлана
Поделиться: |